Российские водные системы

О СОБЫТИЯХ НА БОЛЬШОМ КАНАЛЕ СПУСТЯ ДВА ВЕКА

(Слово к читателю)
 

И через сто с лишним лет специалисты отзывались о Ладожском канале, как о выдающемся гидротехническом сооружении. Вот что писалось в «Русском вестнике»:

«Между нашими водяными путями Ладожский канал занимает решительно первое место. На нем сосредотачиваются суда, подходящие в Санкт-Петербург по всем трем водяным системам, соединяющим большую часть России с ее северною столицей».

О каких трех системах идет речь?

Прежде всего — о Вышневолоцкой, которая в 1709 году перекопью через древний волок проложила судам путь от Волги к Неве. Долго этот путь оставался единственным, хотя Боровицкие пороги на Мете сильно мешали судоходству.

Только в 1811 году двинулись суда по второй водной системе — Тихвинской: от Волги к Ладоге барки и гонки шли через Мологу, Чагодощу, Тихвинку и Сясь.

Но Петербург требовал все больше и больше грузов. Этой задаче отвечала третья водная система — Мариинская: 39 шлюзов на пути через Шексну, Ковжу, Вытегру. Здесь могли плыть корабли с большей осадкой. Через каждые двадцать— тридцать лет приходилось перестраивать, расширять и эту систему.

Все же главная беда и старых и новых дорог оставалась неизменной. Суда приходили в Петербург, и здесь их ломали на дрова. Трудная и медленная конная либо бурлацкая тяга против течения обходилась дороже, чем строительство новой барки. Так было до тех пор, пока не задымили на реках суда с паровыми машинами. Действующий паровой флот появился на Ладоге в 1842 году.

Но тут обнаружилось неизбежное. Необычно новым кораблям оказалось тесно в обходном канале. Они шли озером. А свирепая Ладога ничуть не подобрела. Суда тонули. Да так часто, что страховые компании отказывались выдавать полисы ладожским пароходам. Тогда снова начались земляные работы на канале. Но теперь это был уже не один, а два канала. Рядышком, ближе к озеру, прорыли второе русло, без шлюзов. По одной нитке суда плыли в Петербург, по другой — из Петербурга.

Таким, совершенно уже необыкновенным, стал Большой канал. Произошло это в 1866 году...

Вот теперь, дорогой читатель, со следующей строки мы перенесемся с вами еще на столетие вперед, из прошлого в день нынешний. И прежде всего поразмыслим о том, где же проходит рубеж между этими двумя измерениями времени? Подумаем, как поразительно близко соседствуют они.

Ведь всего несколько лет назад мы путешествовали по Ладожскому каналу и дальше — на Волгу — по старой «Мариинке». Это был обычный корабельный путь.

Мы видели старинные села — Назию, Шальдиху, Кобону. Ровные, вытянувшиеся вдоль берега порядки домов. Серенькие, необшитые бревенчатые пятистенки. Яркие рябины в палисадах. На пристанях — тюки, ящики с грузом, мешки с почтой. В Шальдихе, как в стародавние времена, лежали штабеля путиловской плиты.

И на судах сохранился обычай запасать в бочках невскую воду. И по вечерам чуть не все жители поселков высыпали на берег провожать пароходы. Капитаны, по обычаю, окликали в жестяные рупоры встречных и спрашивали, не обмелело ли верховье. Старики выцветшими глазами смотрели на уходящие корабельные огни.

В верховье канала раскинулась Новая Ладога, с ярко освещенными стапелями судоремонтного завода. На Свири — «плеса чайная», то есть спокойная, когда матросам можно чайку попить. За корму уходили могучие бетонные корпуса гидростанции.

В Подпорожье не только в названии сохранялась былая сторожкость. Тут приходилось плыть над камнями, имея всего сантимеров десять воды под килем. Истошно гудели буксиры. По напряжению машин, казалось, мы должны были стрелой мчаться. Взглянешь на берег — еле ползем. Рейдовый семафор поднимал предупреждающие знаки — серьги... В Красном яру и в Ровских порогах течение кипело над опасными грядами.

В Вытегре, как всегда перед шлюзом, множество барж ждали своей очереди войти в ворота. Здесь уже начиналась «Мариинка».

Ох, уж эти шлюзы. Стены, сложенные из бревен. Деревянные ворота. Раздвигались они страшно медленно и при этом пронзительно скрипели. Шлюзов, как уже сказано, было тридцать девять. Сначала они поднимали вверх. Потом опускали вниз. Неторопливо, однако вполне надежно.

Пока камеры наполнялись, можно сходить в лес по грибы или полакомиться костяникой, которой густо заросли поляны. Из каждого шлюза виднелись предыдущие — голубые, широкоструйные — ступеньки. Казалось, неведомый гигант в своих ладонях бережно переносит суденышко вместе с водою с одной ступени на другую.

И чувство удивления овладевает нами, удивления перед талантом, сметливостью, трудом умельцев российских. Как же это они сумели проложить дорогу судам, здесь, в непроходимых лесах, в болотных топях, в реках, перегороженных каменными грядами. Да и какую дорогу! Безотказную. На два века.

Теперь же, в семидесятых годах двадцатого столетия, о прошлом напоминает лишь один-единственный старый шлюз в Вытегре. Как некая музейная реликвия врос он в землю на полупересохшем русле. Потемнели его срубы, неподвижны ворота.

От Невы на Волгу ходят другие корабли. И путь у них иной.

Дорогой читатель, мы плывем с вами по Волго-Балтийскому каналу имени В. И. Ленина на трехпалубном белоснежном корабле. Он — из славной семьи, называющейся «река— море». Ему не страшны никакие штормы.

В Шлиссельбурге мы любуемся старинным устьем Ладожского канала; за ним — горбатый мостик, который когда-то был подъемным, а ныне он — вполне обычный, пешеходный. Ближе к Неве высятся гранитные устои, уже без ворот. Замшелый камень поверху порос простенькими белыми ромашками, синими колокольчиками, густою травой. (Да не будет она травой забвения!)

Это все, что осталось от знаменитого Невского шлюза. Каким же он кажется теперь маленьким! В него войдет разве шлюпка, висящая на кормовых талях нашего теплохода.

Белоснежный корабль громогласным гудком будит эхо в ближних лесах. Гудок разгоняет рыбацкие моторки, снующие в речном истоке. Корабль величаво выходит на просторы Ладожского озера...

На Волго-Балте всего семь шлюзов. Но это огромные железобетонные автоматизированные сооружения. Они способны принимать крупные морские суда.

Еще раньше Волго-Балта начали работать Беломорско-Балтийский и Волго-Донской каналы. Ныне Москва и Ленинград стали портами пяти морей — Белого, Балтийского, Черного, Азовского, Каспийского.

Давайте прислушаемся к диспетчерским разговорам, хотя бы в Вытегорском шлюзе. Диспетчер — в застекленной башенке, поднятой над стальными воротами высотой в пятиэтажный дом. Отсюда командир движения далеко видит, и голос его, усиленный динамиком, гремит над лесами и долами. Он запрашивает корабли на рейде, откуда и куда идут.

Самоходные суда везут металл из Череповца в Ленинград, хибинский апатит — совхозам Поволжья, карельский гранит — в Волгоград, лес из Архангельска — в прибалтийские республики. Глубоко осевшие черные танкеры тянут нефть с юга в северные города.

Взгляните, какие только порты приписки не обозначены на корабельных бортах! Помимо наших, отечественных — Хельсинки, Гамбург, Копенгаген, Стокгольм, Лондон. Волго-Балтийский путь давно уже стал международным.

Наш теплоход — ночью, со светящимися иллюминаторами он похож на плывущий город — спешит на Волгу, с ее богатырскими электростанциями и сказочными морями.

Вот Рыбинское море. За бортом проплывают то островок с тропинкой, продолжение которой скрыто водой, то затопленный лес, виднеющийся лишь вершинами деревьев, то одинокая колокольня — в ее проемы хлещут белопенные валы. По трассе красным и белым светом мигают буйки. Вехи указывают путь: в Весьегонск, на Пошехонье, в Москву, на Волгу. Ветер развел волну. В снастях ревет шторм. Берегов не видать...

Когда с палубы любуешься этой красотой, непременно испытываешь незабываемое чувство окрыленности. Все, открывающееся взгляду, сделано руками советского человека. И становятся особенно зримыми, вещными понятия: Родина, Будущее, Коммунизм.

Дорогой читатель, в эти минуты самое время мыслью вернуться к той узкой, зыбкой полоске, что протянулась вдоль южного берега Ладожского озера. Хотя теперь она, эта полоска, и осталась в стороне от оживленных корабельных дорог.

Здесь, на Ладожском канале, народ учился преображать землю. Но, чтобы сделать отчий край поистине прекрасным, люди должны были стать свободными гражданами справедливейшего на земле общества. Пусть же нам будет навсегда дорога эта память.

Вспомните о гранитных невских набережных, о Медном всаднике, взлетевшем на вершину Гром-камня. Подумайте о живом Петре, из плоти и крови, о властителе суровом. Это он пришел к решению соединить главные моря и реки страны в единый узел. Мысль гениальная. Но она стала явью только в наше время, и не могло быть иначе.

Подумайте, читатель, об инженерах первого крупного гидротехнического строительства в России, а всего больше — о тысячах и тысячах безвестных. О землекопах, не знавших иного инструмента, кроме кирки и лопаты, о плотниках с задубевшими от топорища ладонями, о камнетесах, кровавивших руки о крепкую плиту. Подумайте о неисчислимом множестве крепостных, работных, которые трудились здесь и умирали в болотах.

Нет, нет, с высоты нашего времени грешно смотреть с чувством превосходства на них, отживших, далеких.

Конечно, правда, что шагающий экскаватор марки 1977 года сделал бы в пару месяцев многолетнюю работу десятков тысяч крепостных землекопов. Но правда и то, что эти люди трудом своим, жизнью открыли нам дорогу к огням сегодняшнего Волго-Балта.

Ладожский канал, Большой канал — первый стоверстный искусственный водный путь России — давненько уже не называют Большим. Он отслужил свою службу, стал ветераном.

Он поглядывает на растущую рядом новь и по-стариковски делает работу полегче. По каналу теперь ладожане переправляют домашнюю кладь или на лодках ездят погостить в соседнее село.

Почет ветерану. Низкий поклон его седине.

Ладога, Ладога. Дорога жизни. Не забудем о том, что впервые дорогой жизни для великого города на Неве она стала давным давно, еще в пору его основания. Тихо, как и сотни лет назад, плещутся рыжие волны. Весла рыбаков колышут темные, быстро исчезающие воронки. Изредка промчится катерок — он широкими «усами» долго тащит воду вдоль берегов. Тишина.

Это — Ладожский канал, врубленный в землю памятник труда народного.

Большой канал. Вернем ему это гордое звание. Им начиналось великое.