Строительство шлюзовых камер на Неве

О МНОГОТРУДНОМ ШЛЮЗЕ
 

Строительство шлюзовых камер на Неве было делом труднейшим. На сотни свай, вбитых в грунт, легла дубовая обрешетка, сложенная из массивных тесаных бревен. Сколоченные из брусьев ряжи, наполненные валунами и щебнем, примут на себя тяжесть будущего сооружения. Плита и камень в несколько рядов образовали фундаментную кладку. Над широкой полосой, где станут шлюзные шандоры с воротными механизмами, построили огромную двускатную кровлю. Под нею работали в дождь и вьюгу. Тут гранитчики примеряли блоки, механики ладили поднимальные колеса.

Осень 1730 года прошла в трудах по созданию Невского шлюза. Все делалось разом. На высоких подмостках пильщики разваливали бревна на доски. В воздухе носились опилки. Тачки с битым камнем, грохоча, опрокидывались над объемистыми коробами. Копровые сбрасывали канаты с крюков, и многопудовая тяжесть, сотрясая землю, падала вниз. В кузнечных избах полыхали горны, плющилось железо. Пламя летело из труб.

Чего давно уже не случалось, Миних несколько недель подряд безвылазно пребывал на канале. Из Петербурга к нему каждый день на быстрых конях прилетали курьеры и отправлялись обратно с приказами по военной коллегии, по фортификациям, по артиллерийскому ведомству. Он понимал, что надо быть в столице всенепременно. Понимал также, что Невский шлюз — лицо Большого канала. Тут все должно делаться на его глазах, под его рукой.

Ранним утром, в пору запоздалого бабьего лета, когда расцветилась листва на осинах и повсюду липкая паутинка расстилалась и блестела под солнцем, к бровке Невского шлюза подъехала простая дорожная кибитка. Кучер в армяке с высоким воротом слез с козел, надел торбу с овсом на морду лошади и неторопливо пошел на шлюз. У встречных кучер спрашивал, где найти механика Резанова.

Гавриил Андреевич длинной палкой с зарубками вымерял шандорные пазы. Действительные размеры расходились с расчетными. Он сердился, ворчал на плотницкого десятника, требовал полной переделки. Было ему недосужно. Неизвестно откуда появившегося кучера велел гнать с лесов. Но тут же, веря и не веря внезапно мелькнувшей мысли, окликнул его:

— Стой-ка, полезай сюда!

Через минуту Гавриил Андреевич уже бежал к кибитке. Рискуя сломать ноги, он прыгал с бревна на бревно, задыхаясь, огибал земляные холмы. Сунулся под кожаный верх, схватил протянутую руку, радостно закричал:

— Чертушка, это ты, друг мой милый!

Резанов сам повел лошадь к паромной переправе. Подоспевшему кучеру велел ехать прямо в подворье. Абрама Петрова было трудно узнать. Крепко же вымотало беднягу сибирское опальное житье. Не черное, какое-то серое лицо его обросло густой, сбившейся щетиной. Голос стал глухим. Всего тяжелее поразило Резанова, что потускнели, погасли когда-то огневые глаза. Недавнее прошлое было столь мучительно, что «арап» о нем решительно ничего не рассказывал. В столицу его не тянуло. Он надолго застрял в ладожском подворье.

Постепенно выздоравливал, приходил в себя. Собирался с мыслями. По воинскому регламенту представился Христофору Антоновичу, своему заступнику, и теперь уже — командиру. Тот обнял его, велел отдыхать. «Арап» поправлялся так медленно, что Резанов сильно встревожился. Как-то Гавриил Андреевич взял приятеля с собою на шлюз.

Там уже начинали подтаскивать на место гранит. А фундамент не всюду еще был укреплен. Механик бегал то к каменщикам, то к плотникам, то в кузницу, где ковались крепежные скобы. За этими заботами он потерял Петрова из виду. Вспомнил о нем только к вечеру. Бросился искать — и нашел его на подошве второй камеры. Черный инженер с факелом в руках ползал по незаконченной бутовой кладке. Следом за ним с виноватым видом ходил десятник плитоломов.

Петров доказывал десятнику, что именно здесь шлюз будет подвергаться наибольшему действию быстрой невской воды. Значит, на подошву нужна плита крупная, чтобы зазоров было поменьше, — самое верное средство противостоять размыву... Всю дорогу к подворью «арап» говорил о главном шлюзе. Оживленно, по старой привычке, размахивал руками, волновался — добудут ли плиту нужной крепости. Потом заговорил о том, каким ему видится шлюз уже на действующем канале:

— Великолепное сооружение. Ах, настоящий красавец в технике.

 

Резанов посмеивался:

— Смотри-ка, ты, кажется, влюбился.

Гавриилу Андреевичу было знакомо это чувство, свойственное только настоящему инженеру, — чувство гордости творением разума и сильных рук. Механик весело поглядывал на приятеля и думал: «Так вот что тебе надобно для выздоровления. Теперь ты у нас быстро встанешь на ноги...»

Действительно, Петров начал с увлечением и радостью работать на головном шлюзе. Человек возвращался к жизни. Резанов передал «арапу» добрую половину своих обязанностей. Выверка чертежей, сложные расчеты стали его делом. Все водяные мастера знали, что за решением труднейших вседневных задач нужно обращаться к черному инженеру. С Гавриилом Андреевичем они работали согласно, хотя часто спорили, ссорились, как и раньше бывало.

Петров придумал свой особый способ скорого сброса воды из камеры. Он не мог согласиться с тем, как собирались насосы, требовал, чтобы ставили их совсем по другой оси. Гневно настаивал на переделке креплений ворот.

— Как ты не видишь, — доказывал он Резанову, — замки не будут держать, в створки просочится вода.

Оба инженера чертили прямо на земле свои решения. Приходил Миних, и на все корки ругал того и другого. Ему казалось, что работа делается непозволительно медленно. Инженерам доставалось поделом. Первый спрос — с них. В столе у Христофора Антоновича лежала уже подписанная им бумага. По этому приказу черному инженеру — ехать в прибалтийский город Пернов, там, в кондукторской школе, преподавать математику и черчение.

В бумаге едва ли не впервые значился — Ганнибал Абрам Петрович. С той поры «арап» и сам называл себя не Петровым, а Ганнибалом.

Почему именно сейчас, через три десятка лет, вспомнилось, что Петр Первый дал своему крестнику не только имя, по и фамилию в честь знаменитого африканского полководца, победителя римлян? Возможно, черному инженеру в зрелых годах пришелся не по душе крестьянский обычай именования по отцу, в этом случае — по крестному. Или суеверно подумалось, что со старой привычной фамилией-отчеством отпадет сама память о пережитых гонениях. Скорее же всего, хотелось таким образом перечеркнуть целый кусок своей жизни, бедственный и унизительный.

Как бы то ни было, на Невском шлюзе Большого капала отныне работал инженер Ганнибал Абрам Петрович. Миних не спешил отправлять его по новому назначению. Сейчас, в самую важную пору строительства, ему дорога была эта чернокудрявая умная голова. Строительство шлюза и прокладка русла на последнем перегоне завершались почти в одно время.

Глубокой осенью, перед первой порошей, от Невы можно было не только расслышать работу землекопов, но и разглядеть их. Они вышли из леса и напрямую двигались к шлюзу. Еще неделя-другая — и они уже подступили со своими лопатами к темно-красным, плотно сдвинутым воротам. Захара Смирного среди землекопов не было. Он с дюжиной отборных молодцов задержался на перемычке, за шесть верст от Шлиссельбурга.

Этот день остался навсегда памятным всем, кто строил Большой канал. Еще не совсем рассвело, когда к Захару прискакал с Невы верховой. Он привез доброе известие: русло подвели к самому шлюзу. Смирной и его молодцы не спеша, деловито двинулись к перемычке. Они, кажется, вовсе не чувствовали торжественности минуты. Щурясь, посмотрели на алое солнце, выкатившееся из-за леса, поплевали на ладони и всадили остро наточенные лопаты в землю.

Перемычку снимали осторожно, отвесными слоями, старались выбрать ее до самого низа. Последний слой уже сочился водою. Захар велел всем подняться на бровку. Остался вдвоем с Егором Шеметовым. Они успели только убрать выглянувшие из грунта камни, как перемычка опрокинулась. Хлынула первая волна.

Захар и Егор кинулись к берегу, но вода настигла их, захлестнула. Сверху бросили канат, протянули жердь. Оба, отплевываясь, выбрались на сушу. Промокшие до ниточки, они отряхивались, как щенки. Землекопы топали, орали, подкидывали шапки. Смирной, а за ним и вся орава побежали вслед за водой.

Шла она не так уж быстро, пропитывая ложе и откосы. Но под конец ринулась со всей силой, за нею не угнаться. Все эти версты Захаровы ребята мчались без передыха, с визгом, присвистом, ревом. Неподалеку от шлюза остановились. Оттуда бежали навстречу им сотни людей. К Егору подскочил Акимушка в распахнутом зипунишке. Егор обнял его:

 

— Да ты же промок насквозь. Истинно, водяной.

Акимушка шагнул к Захару, остановился в растерянности.

Как и все на шлюзе, горбун знал о случившемся в Кивгоде. Хотелось сказать несчастливому товарищу что-нибудь доброе, искал слова и не находил их. Смирной все понял, положил ему на плечо руку:

— Не надо, друг...

Удивленно, через головы Захар смотрел на Абрама Петровича: неужто наш «арап»? Он и есть! Живой вернулся, и то слава богу. Ганнибал подошел вместе с механиком, протянул руку:

— Ну, здравствуй, кондуктор! Хорошо землекопами командуешь. Много о тебе наслышан.

Смирной выпрямился. Рубаха обтянула широкую грудь. Ответил по-солдатски:

— Желаю здравствовать, господа инженеры!

«Арап» блеснул яркими своими зубами.

— Что скажешь, малость поломала нас жизнь?

При этих словах он, конечно, подумал о сибирских трудных дорогах, а Захар припомнил новоладожскую каталажку. Теплое чувство благодарности и понимания словно растопило лед неравенства. Нечего было таиться перед этим человеком и тянуться перед ним не следовало.

— Бывает и такая судьбинушка, — негромко ответил Захар.

Стоявший поблизости, на самом берегу канала, Гавриил Андреевич нагнулся, зачерпнул в горсть воду. Она была холодная, с неосевшей еще землей. Механик с наслаждением выплеснул всю горсть в свое разгоряченное лицо.

Это было 11 октября 1730 года.