Первые инженеры с Ладоги

О ТОМ, КАК ЛАПОТНИКИ СТАЛИ ИНЖЕНЕРАМИ ПОМОЩНИКАМИ
 

В начале 1729 года на Большом канале произошло такое: механик Резанов прямо объявил своими помощниками двоих лапотников — Акима-чертопруда и Захара Смирного. Гавриил Андреевич устроил им по всей форме экзамен на подворье. Миних не присутствовал за недосугом, Людвиг — из-за спеси. Резанов пригласил экзаменаторами двоих инженеров капитанского ранга.

Аким и Захар волновались, как ребятишки-школяры. Сначала отвечали учебные задачки, и в книжной премудрости малость спутались. Но как только один из них дошел до плотинных устройств, а второй начал рассказывать порядок землеройного дела, голоса у них окрепли, смелости прибавилось, отвечали такое, что ни в каких книжках не сыщешь.

Гавриил Андреевич тут же представил экзаменаторам кюветные чертежи, карты резервных вод, пояснения к переделанным на зимний лад механизмам. Это была грамотная работа. Один из инженеров не поверил, что чертежи и карты могли сделать простые канальные работные. Но другой охотно согласился вместе с Резановым поставить свою подпись под патентами на кондукторское звание. Инженеры поздно вечером уехали из подворья. Гавриил Андреевич не отпустил новых кондукторов. Он пошарил на книжных полках и повернулся к Акимушке:

— В память о нынешнем дне прими сей дар.

 

Резанов протянул небольшую стопку книг. Акимушка быстро прошелестел страницами. Тут было все по шлюзному, плотинному делу. Откуда же Гавриил Андреевич узнал о давнем, несбывшемся желании? Уж не стала ли ему известна история про рублевик? Чертопруд подозрительно посмотрел на Захара. Тот прилежно расставлял посуду. Акимушка прижал книги к груди, да так и не расставался с ними ни на минуту. Долго сидели за столом, с которого еще не убраны были чертежи. На радостях пили пенную брагу. Толковали о строительных делах. Гавриил Андреевич вдруг закручинился, примолк.

— В застолье нашем, — наконец произнес он с грустью,— недостает одного человека. Этот человек сейчас непременно поздравил бы тебя, Захар, тебя, Аким. Потому что, по правде сказать, был вашим первым учителем... Да вот беда, далеко он отсюда...

Все поняли, о ком речь. Молча сдвинули кружки в память о черном инженере. Где-то он нынче, на каких дорогах, под каким ветром? От нестерпимых воспоминаний, от внезапно нахлынувшей тоски Гавриил Андреевич ладонями закрыл лицо. С силой почти зрительного ощущения он представил себе африканца, заброшенного в сибирские снега. Надолго? Навсегда? Неужели так и потеряется добрый сотоварищ и парижский однокашник в безысходной ссылке?..

Захар и Аким понимали всё и не хотели мешать раздумью Резанова. Они тихонько поднялись, вышли с подворья. Тропинка, протоптанная по ладожскому льду, вела к Шлиссельбургу. Вдалеке мелькали его тусклые огни. Наверно, там на постоялых дворах не спят. Забирал крепкий озерный морозец с ветерком. Двое приятелей потолкались, чтобы согреться. И пошли прямо на огоньки. Шли в обнимку, горланили песни. Уже в Шлиссельбурге сторож с бессонной трещоткой в руках посмотрел им вслед:

— Видать, крепко хлебнули...

Кондукторские патенты за печатями получали в Новой Ладоге. Так как у Акима фамилии отродясь не было, а чертопрудом, по сомнительности этой клички, именовать новопожалованного не годилось, то на гербовой бумаге его обозначили как Чертопрудова. На следующий день при встрече Егор Шеметов скинул шапку и по-скоморошьи заверещал:

— Здравия желаю, господа кондукторы!

Смирной толкнул Егора в сугроб. Тот вскочил, пошел на Захара. Они долго барахтались в снегу. Шеметову все же удалось прижать свое новое начальство, да так, что оно заорало:

— Пусти, медведь, дай вздохнуть.

Егор помог Захару подняться. Сказал:

— Хоть и завидую вам, ребята, а по совести — рад. Выходит, наши парни с канавы не лыком шиты.

Захар Смирной и Аким Чертопрудов были первыми из лапотников, кто стал инженерскими помощниками. Первыми, но вовсе не единственными. Генерал граф Миних к простым россиянам всегда относился свысока и по всему был ближе к Людвигу, чем к Резанову. Но и он должен был признать, что на Большом канале немало таких работных, которые «через многие прошедшие годы к разным многотрудным тем канальным работам уже весьма приобыкли, також разных дел мастеры... и кондукторы тако обучены, что оная работа за их смотрением, без всякого опасения следоваться может».

Это — из рапорта, посланного с канала в Петербург. Разумеется, в рапорте не было ни слова о том, что начинателем обучения мастеровых на Ладоге стал инженер-поручик, известный всей России «арап» Петра Первого. Просто, не ко времени было называть имя Абрама Петрова...

Весна этого года была самой трудной за всю историю строительства. Прежде всего, потому, что за спиной было восемьдесят пройденных верст, и защищать от паводка приходилось десятки новых плотин, бейшлотов. Пока не сошел снег, на канал завозили бревна, камни, кирпичи. Еще не схлынула вешняя вода, землекопы кондуктора Смирного начали проходку от Назии через Липки к Шлиссельбургу. Это был последний перегон. До Невы оставалось 21 верста 468 сажен.

Гавриил Андреевич со своими помощниками дневал и ночевал на канале. В своей хатенке на берегу озера он почти не появлялся. На третьей и восьмой верстах от Назии строились два водоспуска и «мурованная шлюза». Главное было в том, чтобы пропустить особо опасный для сооружений напор «зюйдской воды», образованной таянием снегов.

Устья речек, впадающих в озеро, были перекрыты плотинами и щитами, «дабы песок и всякий дрязг канал засорить не мог». Но речки разбухли, залили берега, ударили в воздвигнутые преграды. Механик полными сутками не слезал с седла, объезжая линию. Местами повыворотило бревна, разнесло кладку. Но то — невеликие потери. Строения почти повсюду надежно держали большую воду. На третью или четвертую бессонную ночь (механик сбился со счета) он спросил Акима:

— Не помнишь, когда мы с тобой в последний раз ели?

Аким рассмеялся:

— Я-то привычный. А вот у вашего благородия, поди, живот подвело.

В палатке канального маркитанта, кроме кипятка и хлеба, засохшего до несокрушимой твердости, ничего не нашлось. Гавриил Андреевич размачивал сухари, и ему казалось, что за всю свою жизнь он не едал вкуснее... От Захара в Назию приходили добрые известия. Каждый вечер он сам привозил дневной рапорт. Позже, когда землекопы вышли на десятую версту, присылал из-под Липок коротенькие записки с нарочным: столько-то земли вынуто, столько-то воды выкачано. С двенадцатой версты светлой ночью Смирной примчался самолично. Разыскал Резанова. Осаживая коня, с седла крикнул ему:

— Под лопатами — ядреный камень. Что делать?

С этой ночи Гавриил Андреевич надолго поселился в деревне Липки.