Старообрядец отшельник Аггей

О ВЫГОЗЕРСКОМ ОТШЕЛЬНИКЕ

Во всех скитах, от берегов Онеги до берегов Ладоги, раскольники молились непрестанно, смиренно и преданно. С упованием и надеждой. Просили своего мрачного бога — дал бы силы пережить гонительное время, противостоять супостатам. «Господи боже, всесильный и праведный, оборони от работ канальных. Велят нам — молитесь щепотью. Велят — не сугубьте алиллую, не ходите посолонь. По дьявольскому наущению гордецы, бражники, еретики задумали переменить снятой от века лик Земли, рёжут его вдоль и поперек рукотворными руслами. Гонят людей нещетно на богопротивную работу, не пощадили и скитских пустынников. Теперь уж податью двойной не откупиться. По душу нашу пришли, по наши руки, по нашу кровь. На канаву гонят. Видно, последнее время приходит, последний час. Боже всесильный и мудрый, оборони и защити...»

Молитва «канальная» впервые сотворена была в Выгозерском погосте, староверской столице межозерья. Отсюда разлетелась она по бесчисленным раскольничьим часовням. Выгозерская обитель началась вскоре после «соловецкой смуты». Тогда на Белом море соловецкие монахи отказались примять посланные из Москвы новоисправленные божественные книги. Не побоялись жестокой кары и осады острова. Из монастыря бежал в Повенец дьякон Игнатий, молитвенник и прирожденный воин. Он собрал братию, с бою взял монастырь на побережье. Закрылся в нем и с тремя тысячами своих приверженцев сжегся. Не покорились властям.

От Игнатия через выученика его Андрея Денисова и повелась Выгозерская пустынь. В те годы, когда началась распря между канальными и староверами, Денисов еще был жив. Человек большого ума и сильной воли, он наставлял скитников противоборствовать «антихристовым слугам». Выгозерская пустынь раскинулась на много верст по озерам Таго и Белое, по берегам порожистых быстрых рек — Выг, Сегежа, Ковжа.

По всем окрестным деревням — на десятки верст — торговля зерном, медом, рыбой и пушниной была в руках старообрядцев. Им было чем откупиться от любой напасти. Но строительство канала требовало не денег, а рук...

У ворот Выгозерского погоста Захарову телегу, а за нею и весь обоз остановили двое иноков не иноков, однако же в черной, монашьего покроя одежде. Спросили — откуда? Смирной объяснил, что едут с канавы. Для верности один из встречавших переспросил:

— Стало быть, с канавушки Ладожской?

— С нее самой, — подтвердил головщик.

— Ладно.

Канавские не тотчас заметили, что рядом с теми двумя уже выровнялись еще с десяток молодцов. Они, не говоря худого слова, распустили хомуты, у коней, вывели их из оглобель. А когда возчики загалдели, недовольные таким самоуправством, молодцы, несмотря на свой божественный облик, вздули гостей вполне исправно.

Смирной же в драке кому-то неаккуратно свернул скулу. Поэтому его связали и доставили в покои самого Денисова. Старец доживал свои последние годы. У него почти не было зубов, речь его не сразу поймешь. Он спросил, откуда обоз, кто за старшего, зачем приехали. Потом долго и по-мужицки забористо ругал своих «ребятушек». Синяк, разлившийся у Захара во все подглазье, потрогал с явным удовольствием. Прошамкал:

— Не обессудь, голубчик.

— Так я же у ворот объяснил этим чертям, что канавские мы.

— Вот то-то и есть, — вздохнул старец, — а ты не родич ли Ивана Круглого? Помнится, он мне про своего питомца рассказывал. Значит — про тебя?.. Ну, поживи у нас... Мы — добрые. Всего пошлем на канавушку — и рыбки, и хлебца.

Не стал расспрашивать Захар, что означает настоятельское «то-то и есть» и почему это канавских надо встречать чуть не в колья. Главное — получить все надобное и уехать из этой неспокойной обители. В Выгозере, однако, обоз задержался дня на три. За это время канавские успели подружиться (благо знакомство состоялось раньше) с иноками не иноками, у которых пудовые кулаки.

От староверских «ребятушек» Смирной услышал слово в слово то же, о чем говорил Иван, когда пригнал оленей на канал. По всей округе разлетелась молва о выгозерском отшельнике. Всюду толкуют о божьем человеке, отце Аггее.

Богатые купцы и чиновники приезжают к нему на поклон. Чуть у кого из них случится пропажа или потрава, спешат к Аггею, на коленях ползут к дверям его бедной, дощатой хибары. Со слезами вопрошают. И ясновидец — великий пророческий дар дан ему свыше — прямо укажет, где искать украденное.

Да ведь не каждому скажет. Иного обзовет «нечестивцем» и велит прогнать в шею, будь он хоть высокого звания. Кому и скажет не сам, через служку. Нерушимый его обет: людей не видеть. Только иной раз с самим настоятелем и ближними его людьми трапезу приемлет. Но это бывает редко. Живет водой и черствым хлебом. Спит на рогоже, в изголовье — полено. Под рубахой носит тяжкие железа.

В воскресный день спозаранку обитель переполнили молельщики. С пустыми руками никто не приехал. Кто побогаче — привез мешки с крупичатой мукой, свежинку, окорок. Бедняки несли куренков общипанных, творожные или картофельные рогульки. Тут всякое даяние почиталось благом...

В чудеса и всякие пророчества Захар давно не верил. Но то, что он увидел в этот день возле Аггеевой хибары, заставило его призадуматься. Здесь оказалось самое людное место во всей обители. Толпились жаждущие совета. Но всего больше собралось любопытных. На пороге кельи стоял служка, мужчина могучего сложения, в канифасовой рубахе, с намасленными и гладко расчесанными кудрями. Кто-то из просителей не понравился служке, велел тому убираться. Приказание было исполнено безропотно, со вздохами и душевным сокрушением.

Захар с интересом смотрел на купчину, потного и краснолицего. Он протолкался к двери и ждал с самым умильным видом. Служка долго не обращал на него внимания. Наконец купчина догадался сунуть ему монету. Служка привычно спрятал ее в карман.

— Чего надобно?

— Родимый, потолкуй с божьим человеком, — неожиданно плачущим голосом проговорил купец, — муторно у меня на душеньке. Не случится ли со мной ноне чего худого?

Служка тряхнул кудрями, исчез в хибаре. Очень скоро снова появился на пороге. Произнес раздельно, торжественно:

— Отец Аггей велел сказать тебе — уже случилось.

Купец всполошился, побледнел.

— Да что же, что?

— У тебя коней со двора увели.

Купец умчался из Выгозера. К вечеру здесь уже знали, что отец Аггей все предвидел в точности, — коней действительно увели. Как тут не подивиться прозорливости отшельника. Рассказывают, это уж не первый случай. Ни о чем подобном Захар не слыхивал ни в Кивгоде, ни в других скитах... На следующий день груженый обоз потянулся из Выгозера. Настоятель не поскупился — все исполнил по-обещанному.

Смирной порадовался, и было чему. На канаве, в лавках привыкли к лежалому, плесневелому хлебу, гнилым крупам. Все скитское — ядреное, добротное. «Ладно, — думал Захар, — пусть канавские горемыки поедят сытнехонько. А то с подрядчиковой тухлятины животы вовсе подвело».